глава 2, продолжение 2Чэнь поймал бодро поползшего к стене щенка и, устроив перед собой, вытащил сухую травинку из ссохшейся грязными колтунами шерсти. А потом еще одну и еще.
— Чэнь... — позвал его отец.
— В долине Царя Лекарств отыскали траву Бинсюй, — не поднимая головы, ответил Чэнь, проверяя, сколько грязи набилось между подушечками собачьих лап. — Известный метод ее использования Чансу не подходил, я решил построить его лечение иначе.
— Вот как? — с явным интересом протянул Линь Сюань. — Нет, я не сомневался в сяо Су... да и в тебе тоже. Бинсюй ускоряет движение ци и отрывает все энергетические каналы тела. Но как сяо Шу еще жив, если... — паузы между его словами становились все длиннее, но Чэнь старался не обращать на них внимания. — Или ты привез его сюда умирать?
— Нет. Нет! — он вскинул голову, вглядываясь в обеспокоенное лицо отца. — Нет же!
Щенок прикусил ему палец и стал сосать, явно полагая, что оттуда вот-вот потечет молоко, и Чэнь, ругнувшись, высвободил руку.
— Меня всегда раздражала однобокость традиционного подхода, — начал он. — Если передача ци — так обязательно в таком количестве, что забиваются все источники, и человек потом превращается в... Да в того же гуя! — он повысил голос, выплескивая свой страх и зная, что отец услышит все правильно. Поймет! — Высасывать потом ци с других, убивая, мучая... Кто вообще до такого додумался?! Надо же просто дотянуть до того момента, когда собственные источники очистятся от яда — небольшими вливаниями ци, поддерживая уровень жизненной силы.
— Хочешь сказать, ты нашел способ безопасно поделиться кровью?
— Не кровью, отец, — лицо снова начало теплеть, совсем чуть-чуть, потому что самоконтроль Чэня...
— Тебе удалось… С семенем? — но отец даже не спрашивал уже, а констатировал факт.
Чэнь не позволил себе дрогнуть. Да и взгляда отвести тоже.
— Я решил поверить тому, что говорится в Каноне Темной девы и прочих наставлениях Желтому Императору, — елико мог спокойно заметил он. — С полного согласия Чансу, разумеется. И предварительно я потратил почти месяц на то, чтобы все проверить. Я поймал снежного жука и...
— Сын, — снова остановил его отец, и Чэнь замолчал, на какой-то миг испугавшись этого тона. — Я горжусь тобой. Свести воедино разные знания, не побояться отойти от правил... Ты уже превзошел меня как лекарь. Я и не надеялся, что это случится так скоро.
— Отец, вы все равно... — от такой похвалы даже перехватило дыхание, а отец улыбался, хитро и по-доброму, и щенок снова слабо кусал Чэня за пальцы.
— Но что ты добавил к изначальному составу? — вернувшись к деловому тону, спросил Линь Сюань. — А потом ведь требовалось связать твою ци с кровью сяо Су, особенно в самый первый момент. Как?
Чэнь сглотнул, успев справиться с собой:
— Золотая эссенция. А еще бай-тю-вен и тань-шень. Чтобы течение крови не замедлилось и она продолжала разносить ци, и сердце... — он раздраженно взмахнул рукавом, указывая за стены и горы, туда, где располагалась столица Лян. — Все два года, отец, эти люди в Цзиньлине позволяли ему растрачивать силы! И ведь он нарочно отослал меня в Южную Чу, чтобы никто не мешал ему издеваться над собой и подвергаться опасностям!
— Чэнь-эр, — отец вдруг поднялся на ноги одним движением и, подойдя, положил ладонь на плечо Чэня, крепко сжал его, обрывая не раз повторенные сетования. — Поступки сяо Су останутся на его совести и определят его жизнь так же, как твои деяния определят твою. Сын, ты понимаешь, что даже если твоя ци подарит ему год или два, он все равно не проживет столько же, сколько ты?
В груди Чэня словно закончился воздух, под ребрами резануло болью, и только щенок, обхвативший руку лапами, не дал взвиться в бесплодном негодовании.
— Я и ты — хозяева Архива, мы проживем долго. В наших руках все знания и практики Поднебесной, и, к тому же, ты достиг особого совершенства в управлении своей ци. Пары сотен лет ты, положим, не разменяешь, но еще одну сотню — легко, поверь мне на слово. А сяо Су, при всех твоих трудах, хорошо если...
Чэнь не желал даже слушать отцовские прогнозы.
— До сих пор яд Огня-Стужи считался приговором, да, — подхватывая щенка обеими руками, он тоже поднялся на ноги и посмотрел отцу глаза в глаза. Как в тот раз, много лет назад при первом разговоре об отношении Чэня к... Еще даже не Чансу, а израненному сыну Линь Се. — Я буду первым, кто добьется полного излечения отравленного им. Слышишь? Что бы ты ни думал, я не отступлю.
Линь Сюань смотрел с мягкой улыбкой, но не снисходительной, а любующейся.
— Ты совершенно так же, как он, не умеешь отступать в том, что числишь жизненно важным для себя, — отметил он. — Возможно, именно поэтому вы, сорванцы, сошлись так близко. Но все же есть еще одно обстоятельство, о котором я хотел бы сказать тебе здесь, наедине, а не рядом с постелью твоего пациента.
Чэнь обратился в слух, нисколько не обманутый этой мягкостью.
— Не забудь, что сейчас для сяо Су нет никого кроме тебя. Более того, никого иного он не примет в том способе восполнения ци, который ты нашел для него. — Отец чуть сдвинул брови и указал подбородком на щенка. — А ты беспечно рискуешь обеими вашими жизнями, думая, что играешь только своей. Твое двухдневное отсутствие тяжкой тревогой легло ему на сердце. Помни об этом.
— Золотой корень тоже жизненно необходим для него... — как будто что-то произошло с головой, и Чэнь никак не мог понять, о чем именно толкует ему отец. Снова эти далеко идущие загадки с тройными смыслами, завернутыми в философские мудрости. Чэнь без похвальбы считал себя мастером в их отгадывании, но сейчас, когда это касалось Чансу, он многое отдал бы за четкие и ясные речи. — Без него вливания ци будут приносить лишь треть пользы, и важно как можно скорее укрепить кости, чтобы начать другие способы лечения, недоступные ранее.
Отец хмыкнул, снова погладил уже засыпавшего на руках Чэня щенка и вдруг спросил:
— А не знаешь, почему малыш Фэй Лю сбежал, стоило мне предложить ему сеанс иглоукалывания?
Чэнь только моргнул, сбитый с толку окончательно, но отец уже шел к дверям, бормоча себе что-то под нос и посмеиваясь.
— И, Чэнь-эр, прими ванну, от тебя так несет дымом, что еще немного, и даже пес начнет чихать.
— Что?! — но возмущение пропало втуне, отец уже вышел в коридор и отдавал распоряжения слугам.
К счастью Чэня, идти пришлось не дальше, чем в противоположную комнату, где стояла большая бочка. Слуги тем временем начали по специально устроенному желобу поднимать с кухни воду, Ли Ван принес для щенка отпугивающий блох отвар, и кто-то во дворе уже кричал, вызывая прачку.
Чэнь вздохнул и задержался у стеллажа с целебными маслами. Теперь их следовало подбирать таким образом, чтобы они усиливали восстановление ци и косвенно шли на пользу Чансу.
Мылся он самостоятельно, и только волосы доверил тетушке Фанг — у нее получалось не запутать при мытье ни одной пряди. А вот щенок, явно запомнив воду с плохой стороны, принимать ванну не хотел. Он визжал, кусался, пытался вырваться, и все закончилось тем, что его просто поливали из кувшина полынной водой.
— Где только молодой хозяин нашел этого упрямца? — спросил Ли Ван, рассматривая укушенную руку. — Отбил у горных духов?
Снова одетый Чэнь забрал мокрого, трясущегося от страха щенка и завернул его в чистую тряпку. Звереныш немного успокоился, уловив знакомый запах, и только поскуливал, будто жалуясь на несправедливость.
— Тебя так макать, ты бы кричал еще громче, — с усмешкой сообщил Ли Вану Чэнь. — Скажи смотрителю Лю, пусть подготовит золотой корень как можно быстрее. Он потребуется мне уже завтра утром.
— Да, молодой хозяин, — поклонился Ли Ван, и теперь уже ничто не мешало Чэню вернуться в свои комнаты.
Разумеется, за Чансу приглядывали. Стоило лишь открыть двери, как Чэнь уловил запах бульона, а рядом с остывающей жаровней нашлась Мин Цао. В женских руках быстро-быстро мелькали спицы, и, словно живые, ворочались в принесенной корзине клубки серой шерсти. На столике около нее лежал серебряный колокольчик — явно на тот случай, если немой служанке придется звать кого-то на помощь.
Стоило Чэню войти, как женщина заулыбалась и начала собираться. Спросив жестами, не голоден ли Чэнь, она подхватила свои клубки и заторопилась к выходу, совсем забыв про корзинку.
— Чэнь? — вдруг хрипло спросил Чансу у него за спиной.
Стоило большого труда не вздрогнуть, а опустить в корзину завернутого в тряпки щенка и только потом позволить себе обернуться.

глава 2, продолжение 3 У Чансу обвело темным глаза и рот, словно за эти два дня он ни разу не сомкнул глаз. Что, конечно же, было неправдой, и потому Чэнь испугался — снова. Кошмар того, последнего дня в военном лагере опять всколыхнулся в памяти, и Чэнь даже сам не понял, как оказался около Чансу, прижимая пальцами жилку на его шее. Отец бы не оставил пациента, если бы дела обстояли плохо, да и заботливая Мин Цао не сидела бы с клубками, если бы...
Под рукой билось слабо, но упрямо, и тихий голос крови совсем не походил на тот умирающий стон, что...
— Чэнь... — с таким облегчением выдохнул Чансу, хватаясь за его локоть, что Чэнь даже осел на край постели. Неужели Чансу настолько беспокоился, что он может не вернуться?!
— Разумеется, это я, — прошептал он, помогая другу слегка привстать. — Я же сказал, я тебя не оставлю.
Чансу стиснул пальцы, и от судорожности этого усилия у Чэня даже сжалось сердце: друг сейчас был способен лишь на слабую хватку, сбросить которую не составило бы труда. Да и надолго бы Чансу не хватило, мышцы еще не могли держать напряжение, поэтому Чэнь накрыл его пальцы своей ладонью и прижал, молча говоря: все в порядке, я рядом.
У Чансу дрогнули губы в попытке улыбнуться, и Чэнь вновь поразился, сколько яростной воли, порой обжигавшей всех вокруг, было сосредоточено в этом человеке. Словно в противовес обретенной слабости.
— Значит, твой батюшка все же сказал правду, — выдохнул Чансу с заметным трудом, с тревогой вглядываясь в лицо Чэня. — Ты ходил в горы?
От новой мысли внутренности едва не скрутило в ледяной комок. Неужели Чансу решил, что Чэнь солгал ему, а потом обменял свою жизнь на его? А потом и Линь Сюань скрыл правду, принимая выбор сына и перекладывая заботу о Чансу на свои плечи? Почти два дня терзающих мыслей... Как же Чансу выдержал?
— Золотой корень кончился, — пряча пугающее открытие за легкомысленным тоном, прошептал Чэнь. Тело налилось тяжестью, и он не смог бы пошевелиться сейчас и под страхом смерти. — Никогда не думал, что наши сборщики — никчемные болваны, ничего сами не могут. Всех выгоню обратно в свои деревни.
Теперь Чансу усмехнулся по-настоящему — пусть и тенью своей озорной ухмылки, к которой так привык Чэнь. И хотя губы все еще оставались бескровными, словно присыпанными пеплом, в глазах уже появился живой блеск.
— Не зверствуй зря... — проговорил Чансу и вздохнул, когда Чэнь устроил его на подушках. — Всё-таки я не единственный пациент Архива. И потом — вряд ли вчерашние крестьяне в силах с тобой сравниться.
— Еще бы! Сравнить меня с крестьянами — вообще преступление!
Чэнь воочию видел, как разжимает тиски снедавшая друга тревога, и поклялся себе никогда больше не исчезать без предупреждения.
— Они бездарны, глупы и ленивы, и, кстати...
Щенок беззастенчиво дрых в корзине, спеленутый в тряпки, как толстая серая гусеница, и разве что не посапывал во сне. Чэнь поднял его, а потом, стараясь делать вид, что ничего особенного не происходит, положил Чансу на колени.
— Вот. К вопросу о бестолковых пастухах.
Чансу удивленно моргнул, а потом его глаза потеплели, особенно когда звереныш завозился и начал выползать из тряпок — пушистой задницей вперед, опасливо поджимая хвост и вот-вот норовя упасть с коленей. Судя по тому, как сопротивлялись тряпки, они же и должны были победить в этой борьбе.
Чансу тихо засмеялся — нет, точно! Этот звук определенно был смехом, — и Чэнь, внезапно ощутив в глазах совершенно ненужную влагу, сдернул тряпки прочь, вытряхивая щенка из них, как мусор из мешка.
— Нашел это чудо в горах? — Чансу накрыл безмозглый комок меха ладонью, и тот моментально притих.
— Вытащил из реки, — сообщил Чэнь, отворачиваясь к столу с лекарствами. — Имя придумывать будешь сам, я себе голову забивать не буду.
Он открыл флакон с укрепляющим снадобьем, понюхал его, поболтал, определяя, сколько еще осталось внутри, а потом поставил на место и снова повернулся к Чансу.
— Да тут даже думать ничего не надо, — тот расправлял пальцами завитки еще влажной шерсти, глядя на то, как она распушается черной гривой. — Правда ведь, Сюаньши?
Щенок согласно чихнул и, поднатужившись, поднялся на лапы, дрожащие, словно у новорожденного, а потом плюхнулся обратно.
— Теперь понятно, почему ты принес его мне, Чэнь, — Чансу опять рассмеялся и поднял голову. В карих глазах будто кружились золотые искры. — Мы с Сюаньши одинаково слабосильны.
— Временно, — напомнил им обоим, да и себе заодно Чэнь и, поднявшись, переставил корзину Мин Цао к самой кровати. — Распоряжусь, чтобы ему принесли молока. А для тебя тут стоит бульон.
Он снял крышку с котелка у жаровни, и по комнате немедленно разлился восхитительный запах еды, приготовленной Мин Цао. Что эта женщина клала в самые обычные блюда, оставалось загадкой. В детстве Чэнь даже подсматривал за ее готовкой, но тайны так и не раскрыл.
Сюаньши заинтересованно завозился, оттаптывая Чансу ноги, и щенка пришлось спешно спускать на пол, в корзину.
— Вкусно пахнет, — сказал Чансу с улыбкой в голосе. — А ты сам успел поесть?
За Чэня ответил слуга, из-за дверей сообщивший, что принес обед "для молодого хозяина". Не иначе, батюшка распорядился, а может, и сама Мин Цао добралась до кухонного очага.
— Тебе еще рано, — сказал Чэнь Чансу, пока слуга устраивал заставленный плошками поднос на столе, — и не смотри на меня так.
Чансу вздохнул с нескрываемым сожалением, но за ложку взялся не раньше, чем это сделал Чэнь.
— Всегда знал, что ты исключительно гостеприимен, — заметил он с деланной отстраненностью. — Но и своего никому не отдашь.
Чансу даже не знал, о чем именно говорил. Чэнь бы очень хотел оставить самого Чансу себе, навсегда, но каждый раз, каждый проклятый раз отдавал его — долгу, справедливости, союзу Цзянцзо, княжне Му и Сяо Цзинъяню.
Чансу продолжал шутить, явно пытаясь отвлечь Чэня от того, какими долгими получаются паузы между ложками и как дрожит рука, поднимаясь ко рту. Но Чэнь все равно не мог отвести взгляда. На деревянных досках пола лежали прямоугольные солнечные пятна, в корзине возился Сюаньши, и весь воздух вокруг Чансу был словно наполнен солнцем и надеждой. Жизнью.
Но силы Чансу стоило поберечь, да и гордость пощадить. Чэнь разломил лепешку пополам и решительно пересел на кровать.
— Держи, — отщипнув кусочек, он запустил его в чашку Чансу, намереваясь воспользоваться этим предлогом, чтобы дать другу отдых перед каждым поднятием ложки. — Подожди, пусть пропитается получше. А теперь давай.
Чансу подарил ему острый взгляд, явно разгадав уловку, но возражать не стал. Остаток бульона они так и доели — медленно, сидя совсем рядом, и Чэнь для вида жевал вторую половину лепешки и молча радовался каждому новому куску, проглоченному Чансу.
— Все, — закончив, тот устало откинулся на подушки. Чэнь поспешно составил пустую на пол рядом с кроватью, а потом его вдруг снова ухватили за рукав. — Нет, не все.
— Хочешь ещ... — но Чансу уже поймал рукой прядь волос Чэня, притянул и...
Поцелуй случился сам собой. Должно быть, Чансу хотел убедиться окончательно, что... Мысль закончилась.
Целовать, не выказывая собственного чувства и желания, оказалось сложно. Чэнь то и дело одергивал себя, понимая, что снова увлекается, но губы Чансу с такой готовностью открывались в ответ, что немудреная ласка просто сводила с ума. Он толком не понял даже, как оказалось так, что Чансу снова лежит на подушках — только помнил, что нельзя давить, нельзя вжимать в них друга всем телом, деля одно дыхание на двоих, пока легкие прохладные пальцы трогали Чэня за затылок и шею, и перед глазами мутилось.
Желание полыхнуло, словно степной пожар, и надо было бы остановиться, извиниться перед Чансу, что поцелуи затянулись, но не было сил: гладкая, словно полупрозрачная кожа будто льнула к губам, и разумения едва хватало на то, чтобы не оставлять на ней следов.
На полу вдруг что-то загремело и застучало. Очнувшись, Чэнь отпрянул от Чансу, чтобы тут же отвести взгляд в сторону и увидеть щенка, который выбрался из корзины и теперь облизывал пустую миску из-под бульона.
— Сюаньши, паршивец!

глава 2, окончаниеЧэнь хотел наклониться к нему, но Чансу не позволил.
— Чэнь, посмотри на меня, — позвал он без тени улыбки в голосе, и Чэнь испугался, что выдал себя и тем выстроил между собой и другом стену, которую уже не преодолеть.
— Еще чуть-чуть, и этот пес потеряет всякую совесть, — попробовал отшутиться он, упрямо глядя в сторону, но Чансу вдруг выдохнул:
— Прости меня. Чэнь, я так виноват.
Что? Чансу, который не извинялся, даже требуя смертоносную пилюлю Бинсюй, просил прощения?! Чэнь ошеломленно уставился на друга, прямо сейчас не понимая его, совсем не понимая.
— Мне правда лучше после... твоей ци, — Чансу говорил негромко и необычайно серьезно, хотя Чэнь никак не мог отделаться от ощущения, что это ложь. Или, по крайней мере, не до конца правда. — Я знаю, ты понимаешь в медицине куда больше меня, и что я не вправе просить, но... Я прошу.
— О чем? — Не использовать найденный метод? Или наоборот?..
Чэнь никак не мог сообразить, отвлекаясь на порозовевшие губы Чансу, на пальцы, которые непонятно когда переплелись с его собственными. И Сюаньши еще гремел тарелкой, гоняя ее по полу.
— Пусть все выглядит как добровольно разделенное ложе, — твердо произнес Чансу, не отпуская Чэня взглядом. — По общему желанию. Так... легче.
Чэнь вдруг представил, как чувствовал себя Чансу, поставленный перед необходимостью впустить лекаря в то последнее и единственное личное, что оставалось у него от себя прежнего, и содрогнулся.
— Конечно, — прошептал он, не доверяя собственному голосу. А потом улыбнулся, за легкомысленностью скрывая собственную тоску. — И что, уже можно наказать этот шумный комок меха?
Чансу только приподнял брови, не иначе, полностью уверенный в своей правоте.
— За что? Неужели за сообразительность? Или за умение пользоваться моментом?
— Похожее на твое? — даже не стал держать язык за зубами Чэнь и усмехнулся.
— Просто убери тарелку на стол, — Чансу вздохнул, разжимая пальцы. — И... возвращайся ко мне. Я действительно решил, что обычная рассудительность изменила тебе, и ты слишком дорого заплатил за то, что я до сих пор дышу.
Чансу смотрел даже не строго — требовательно, и от его волевого взгляда перехватывало дыхание.
Пришлось отвернуться: отобрать у щенка тарелку, поставить её на стол, подсадить Сюаньши обратно в корзину — и лишь затем снова присесть на кровать. Обратно тянуло невыносимо, словно натягивалась алая шелковая нить, крепко опутавшая сердце.
Только что случившийся разговор витал в воздухе и, подобно туману, морочил разум причудливыми и необъяснимыми образами. Чэнь никак не мог заговорить снова и молча сжимал пальцы Чансу в своей руке. Пожалуй, требовалось признать, что выбранный способ лечения приведет Чэня на край пропасти — и не потому, что истощится ци, нет.
Просто однажды для Чансу начнется его собственная, отвоеванная у болезни жизнь, и лекарю уже не останется в ней места.
От этой мысли уже сейчас становилось больно.

tbc

Собаченька звезда главы))))

После этой главы залюбила Линь Ченя ещё больше!
А маленький пушистый комочек вырастет в тибетского мастифа?

Спасибо за продолжение )))

Спасибо Линь Чэнь с отцом говорящие о лечении чудесные)))
Пусть все выглядит как добровольно разделенное ложе, — твердо произнес Чансу, не отпуская Чэня взглядом. — По общему желанию. Так... легче.
Молодец! Сформулировал так чтоб никто-никто не догадался о взаимности и добровольности

Собак молодец, воспользовался моментом и наконец хоть что то сожрал )
представляю, как МЧС переживал. Линь Чень зря сам его не предупредил все-таки.
а путешествие за корнем карсиво описано, и речка бурная и костер...так и хочется в такое путешествие

а путешествие за корнем карсиво описано, и речка бурная и костер...так и хочется в такое путешествие
murka muy muy,такие приключения хорошо вспоминать, сидя дома в тепле и сухости. А когда ползешь по горному склону и летать как герой не умеешь - удовольствие так себе.

А что, авторы - вы по горам ходили? Действительно, описано очень живо.

Чудесное продолжение)

На самом интересном месте!!!

Красота!!

Перед тем, как писать коммент, перечитала всё с начала - ах, как же мне всё-таки безумно нравится ПОВ Чансу, в нём так много контрастных чувств по сравнению с его восприятием через окружающих! И нежности. Сразу как-то хочется верить в лучшее.)

А вот с точки зрения Чэня - сплошная драма.) И Чансу прям хочется в лоб. Особенно за "чтобы всё выглядело добровольно", ой в лоб.

Чэнь и отец - очень интересные у них взаимоотношения. И вольные, и китайские. И гордость отцовская, и опасения отцовские видны.
Сын, ты понимаешь, что даже если твоя ци подарит ему год или два, он все равно не проживет столько же, сколько ты?
...это вот жестокая, но печальная правда.

Чэнь и зверёныш - милота.
Чансу и зверёныш - ещё больше милоты!
Чансу удивленно моргнул, а потом его глаза потеплели, особенно когда звереныш завозился и начал выползать из тряпок — пушистой задницей вперед, опасливо поджимая хвост и вот-вот норовя упасть с коленей. Судя по тому, как сопротивлялись тряпки, они же и должны были победить в этой борьбе.
"Ах вы дети, ах вы звери".)))

А от количества любви в тексте прям очень хорошо.

Спасибо, товарищи авторы!))

Восхитительно описан Чень, невероятно трогательный. А Чансу сказал так сказал, серпом по лекарским яйцам злой мальчик

серафита, спасибо Сюаньши невозможно забавный пес, то и дело сам в кадр лезет, честное слово

дона Окана, дадада, это именно такой зверь
Еще больше любви Чэню!


Китти-Кетка, оставайтесь с нами Спокойные главы кончились

Ежик-сан, на самом деле, МЧС рассчитывает тоже не на пустом месте Ведь слова, да и действия МЧС могут оказаться не совсем тем, что есть на самом деле Что-то вроде состояния аффекта, и Чэнь в первую очередь подумает в эту сторону, да еще и испугается
Горе от ума, в общем

murka muy muy, как говорится, любая катастрофа - это череда совпадений. К отношениям это тоже относится, к сожалению. Но здесь у нас ситуация лучше - мы ведь точно знаем, что все кончится хорошо!
Очень рад, что понравилась природа Я невероятно ее люблю

momond, конечно! Как же, не бывать в горах-то? А еще в болотах, степях, лесах и в пустыне?
Эх!

Эпифита, взаимная благодарность!

Ellothsaer Taenen, смею надеяться, что еще не на самом У нас в планах много интересного намечено

AnchorPoint, спасибо, солнц

Серпента, нам очень хотелось копнуть самого МЧС, ведь часто так бывает, что изнутри одно - а снаружи другое Внешность обманчива, а уж у того товарища, как МЧС в душе вообще чертей - штабелями, до самого дна Да и Чэнь додумывать мастер Слово за слово, выстроит каждый себе уверенность в чем-то своем Красота же!
Очень приятно видеть, что кто-то уже ухватил одну ниточку к будущей паутинке - это я про отца Чэня. Пока больше говорить тут не буду, но - ооо, даааа!
И вообще, огромное спасибо, за такие теплые слова! И за любовь к Сюаньши!

Sonnnegirl, Чэня нужно пожалеть, наверное В постоянном цейтноте находится, скоро нервы перестанут выдерживать и расслабиться никак не получается И, нам кажется, МЧС его успокоить пытался как раз, мол, давай оба притворимся, что мы уже пара и глаза, как у кота из Шрэка, ага Великий комбинатор, в общем

как говорится, любая катастрофа - это череда совпадений.
МИ-2, да-а-а... уж. А если на одной горе совпали Чэнь и МЧС, то это катастрофа вдвойне.

МИ-2,

Прошу пардону за пошлый вопрос, но... а когда прода???

где тут записывают в страстные фанаты?)))

— Все, — закончив, тот устало откинулся на подушки. Чэнь поспешно составил пустую на пол рядом с кроватью, а потом его вдруг снова ухватили за рукав. — Нет, не все.

Ааааааа!! Какой момент!!! Дроч дроч дроч Amazing!

Я считаю, МЧС здесь палится не меньше Чэня. И никто не виноват, что МЧС дает себе труд читать между строк, а кое-кто - нед

дона Окана, совершенно верно Один считает в одну сторону, а другой заморочен другой - на выходе только усиливающаяся ситуация, которую можно разрешить лишь прямым откровенным разговором. Но до него еще сто тысяч слов, и он вообще в Ловцах только произойдет в силу разных обстоятельств А уж мы добавим этих самых обстоятельств

Sonnnegirl, сейчас По пятницам кладем

Megan K. Cat, к нам, сюда, дадада, это здесь!

Ардорская Ласточка, И никто не виноват, что МЧС дает себе труд читать между строк, а кое-кто - нед Ты смотришь в корень Только у этого кого-то есть все предпосылки там не читать, а заморачиваться другими вопросами

читать дальшеСюаньши целеустремленно лез по одеялу, карабкаясь на бугор, образованный коленями. Ближе к вершине бугор делался круче, и щенок сползал вниз, сердито дергая хвостом и возмущаясь подобному коварству. После провала очередной попытки он и вовсе пришел жаловаться — ткнулся в локоть и закопался в одеяло, сердито засопев.
Чансу усмехнулся и обнял его поверх одеяла: пока что Сюаньши не хватало сил, но вот целеустремленности, если не сказать упрямства, уже было в достатке.
Пушистый подарок оказался удивительным, начиная с самого факта. Чэнь и так отдавал Чансу всего себя, даря время, жизнь и силы, а принеся Сюаньши, словно еще и вручил собственное сердце, потому что теперь в груди билось тепло при каждом взгляде на смешного щенка.
Чансу и не помнил, когда ему в последний раз было так хорошо. Продолжавшаяся слабость тела уже казалась мелочью, которая вот-вот отступит прочь. Хотя, проснувшись в одиночестве три дня назад, он испугался чуть ли не до смерти.
Старый хозяин Архива редко покидал свои мастерские, увлеченный придумыванием удивительных механизмов и секретов их назначения, которых было в достатке в этом таинственном месте. И заставить его оказаться рядом с постелью Чансу мог только Чэнь, уверенный в своем долгом отсутствии.
Выводы — логичные и ужасающие в своей простоте — тогда пришли на ум моментально. Он даже не смог вдохнуть: воздух застрял в груди холодным комком, продирая по горлу и груди острыми шипами. Чансу содрогался в кашле, снова выплевывая кровь, и почти не слышал объяснений, совершенно уверенный, что Чэня больше нет, что он солгал и умер, чтобы жил калека, который отказался даже от данного родителями имени. И Линь Сюань тоже мог скрывать правду, принимая Чансу, как собственного отпрыска.
Но успокоительное средство, влитое едва ли не силком; рассудительные речи Линь Сюаня; Фэй Лю, упорно твердящий, что Чэнь не умер, и даже голубое, расшитое белым шелком платье, которое так любил Чэнь и которое сейчас висело переброшенным через ширму, постепенно сняли тревогу, загнав ее куда-то внутрь Чансу.
Как же тяжело было лежать с закрытыми глазами, но без сна, перебирая варианты, один хуже другого! До этого момента Чансу и не понимал, насколько влюблен.
И сейчас он спрашивал себя, как бы Чэнь отреагировал, если б Чансу признался ему сразу? Не поверил бы ни единому слову, наверняка. Решил бы, что так Чансу пытается успокоить внутренних демонов, загородиться от могилы придуманным чувством и, должно быть, оказался бы прав. Нет, пока между ними оставались болезнь, яд Огня-Стужи, а, может, и караулящая рядом смерть, Чансу придется молчать.
Но и бездействовать он не собирался. Чэня требовалось успокаивать постепенно, приручать к рукам, почти как принца Юя, только гораздо, гораздо аккуратнее, чтобы тот, благодаря своему гениальному разуму, однажды понял все сам.
Сюаньши под рукой снова завозился, а потом и вовсе поднялся на ноги, забавно наклонив голову и прислушиваясь. Чансу перевел взгляд на прикрытые двустворчатые двери, и действительно — Чэнь ворвался в своем обычном духе, словно ветер, стремительный и неудержимый. На лице у него лежала едва заметная тень озабоченности, а следом спешил какой-то новый, незнакомый слуга. Успокоившийся Сюаньши широко зевнул и вернулся на нагретое место.
— В библиотеке его тоже нет, молодой хозяин, а посланные домой слуги...
— А соседей они опросят? — вдруг взвился Чэнь, и Чансу удивленно приподнялся, не ожидав от друга столь бурной реакции. Сюаньши опять приподнял голову. — Нет? — слуга склонился перед хозяином в виноватом поклоне, что-то едва слышно бормоча. — Почему об этом только я должен думать?! Немедленно послать еще! Живо!
Тот метнулся к двери, и вскоре раздался топот ног в галерее, где, как Чансу догадался еще пару дней назад, Чэнь приказал ходить тихо, чуть ли не на цыпочках, чтобы не потревожить “гостя”.
— Что-то случилось? — после утреннего вливания ци и последующего массажа тело подчинялось почти охотно. Чансу даже самостоятельно сел бы, если б Чэнь, подскочив к постели, не помог ему раньше, чем он успел воспрепятствовать.
— Уверен, что ничего особенного, — уже прижав пальцы к запястью, проговорил тот. — Просто я сильно не люблю, когда работа остается не сделанной.
Чансу внимательно посмотрел на друга.
Распорядок дня Чэня не менялся годами. Сначала тренировка, потом завтрак, затем разбор сведений, доставленных поздним вечером и утром, и после этого подготовка ответов на поступившие запросы. Тренировку Чэнь вряд ли отнес к работе, да и завтрак тоже, а вот обобщение всяких сведений — запросто. Первый утренний доклад ему всегда подавал Ли Ван, затем Чэнь сам вызывал мастеров, и пусть сейчас все немного сдвинулось по времени из-за Чансу... Он бросил взгляд на водяные часы — нет, до ответов на запросы дело не дошло.
Выходило, причиной беспокойства Линь Чэня являлся старый Ли Ван: молчаливый и, как всегда казалось Чансу, вечно себе на уме, словно видевший в людях куда больше, чем они сами о себе знали, но вместе с тем пунктуальный и исполнительный.
Но ведь доверенным лицом хозяев Архива просто так не становились.
— Его не могут найти? — бросил камень на пробу Чансу, и Чэнь немедленно нахмурился.
— Должно быть, отыскал в хранилище трактат о плотских утехах и зачитался, — проворчал он. — Тебе надо выпить кроветворное, сейчас.
Слишком просто.
Обыкновенное исчезновение Ли Вана не нарушило бы душевного равновесия Чэня, а значит, стоило копнуть глубже. Чего Чэнь мог опасаться так, что начал кричать на слуг?
— Думаешь, он все-таки нашел в Цзиньлине кое-что привлекательное? — тихо спросил Чансу и увидел это: лицо друга вдруг стало резче, острее, словно смертоноснее в каждой красивой черте, челюсти сжались, а ноздри расширились — но всего лишь на миг.
А потом Чэнь вновь взял себя в руки.
— Дороги уже перекрыли, а голубей вот-вот пересчитают.
— Главное, чтобы голубей сочли не только в Архиве, но и у него дома, — негромко дополнил Чансу, принимая у друга из рук плошку с лекарством. Поморщился от невыразимой гадостности вкуса и опрокинул снадобье в себя махом. Не скривиться после этого не вышло, но Чэнь тут же протянул ему чашку воды. — А до этого... До этого он ездил в Цзиньлин с поручениями?
Чансу почти не сомневался в ответе и окончательно уверился в нем, когда на щеках у Чэня вновь обозначились жесткие линии.
— Не раз, — понял Чансу. — В столичное представительство, да?
— Он не испытывает недостатка в деньгах, — минуя ненужные пояснения, Чэнь сразу пошел дальше, и теперь уже Чансу достраивал общую картину. — К государственной должности... Если только в министерстве ритуалов.
Чэнь подозревал, что Ли Ван продал сведения о Мэй Чансу наследному принцу.
Тяжелый вздох удалось сдержать.
Последствия того, что Цзинъянь узнает об очередной попытке обмана, были настолько очевидными, что Чансу вздрогнул. Встретив друга детства по прошествии двенадцати тяжелых, наполненных холодом опалы и одиночества лет, он понял, насколько сильно они оба изменились. Линь Шу пришлось, подобно лису, менять одну шкуру на другую и сделать единственным своим оружием ум — и умение строить военные стратегии развилось в способность манипулировать людьми точно камнями на игровой доске. Он привык просчитывать многоходовые интриги, думать на много лет вперед, включая в свои планы законы развития не только государства, но и финансов. А Цзинъяня время заставило развивать внутреннюю силу, стойкость и волю, превратив светлого, веселого и так похожего на брата Ци юношу в жесткого, непреклонного и почти выжженного изнутри воина. Это осознание тогда ударило под колени: какой копией отца может стать принц Цзин. Следующие два года Чансу исподволь учил его думать шире и дальше, смотреть не в прошлое, а в будущее, но одно лишь имя "сяо Шу" разом сделало невидимым для Цзинъяня методы "советника Су", столь неприемлемые раньше.
Цзинъянь желал невозможного — того, что не вернется никогда, как прежнее лицо, которое было срезано с Чансу скальпелями хозяев Архива. Новый Цзинъянь попытается выстроить это прошлое заново, восстанавливая род Линей и разрушенное временем имение, возвращая к жизни когда-то существовавшие отношения и договоренности. А Нихуан станет ему преданной помощницей, хотя она куда больше, чем Цзинъянь, догадывалась, насколько далеко от Линь Шу отошел Мэй Чансу.
Перспектива снова стать только сяо Шу сковывала так, что он на миг ощутил себя будто в железной клетке — человеком, лишенным последнего оружия.
Даже в последние три месяца, вернувшись в круговерть войны, где, как он считал долгие годы, ему было самое место, Чансу вдруг понял, что больше опирается на новое обретенное знание людей. Желание вести армии в бой оказалось призраком прошлого, и на поле боя он остался с правдой наедине, окончательно принимая тот факт, что давно стал Мэй Чансу, а Линь Шу растворился в туманах горных перевалов и равнин цзянху.
А еще... Чансу взглянул в глаза друга и увидел там отголосок боли. Чэнь не забыл ссоры в усадьбе Су, тех злых слов, что сорвались тогда с языка Чансу. Чэнь боялся, что все его труды, а теперь еще и вложенная в Чансу ци снова обратятся в прах. Особенно теперь, когда даже не было понятно, поможет ли этот способ излечения, или это просто небольшое улучшение — попытка оттянуть неизбежное.
Чансу не хотел оставлять Чэня. Ни сейчас, когда только получил его себе, ни потом.
— Астрологов и распорядителей в министерстве ритуалов хватает, — произнес он, стараясь не показывать собственной тревоги. — Вот только доверенных там не найти. Сплошные мздоимцы, только взятки и умеют считать.

читать дальше Чем мог Цзинъянь поманить Ли Вана? Когда успел на него выйти? Или сам Ли Ван предложил свои услуги будущему императору? Не потому ли он отказывался от предложения Чансу перебраться в столицу, зная, что одним предательством получит куда больше, чем мог ему дать Архив? Но зачем Ли Вану исчезать, привлекая к себе внимание? Не проще ли было дождаться появления наследного принца?
Во рту разлилась едкая горечь. Чансу уперся ладонью в постель, чтобы не упасть, и в тот же миг теплая рука Чэня обхватила его за плечи, удерживая на месте. Под рукавом вопросительно заскулил Сюаньши, его теплый язык мазнул по запястью, а потом кожи коснулся холодный нос.
— Спокойно. Его найдут, — веско проронил Чэнь, и Чансу словно собственными глазами увидел, как бурлит сейчас Архив. Чэнь наверняка поднял всех, заставляя искать сведения о тайных убежищах в окрестных горах — отправил туда людей проверять, не скрывается ли там исчезнувший Ли Ван. Десятки подмастерьев и мастеров сейчас направлялись в деревни, устраивали тайные посты на дорогах. А сколько уже распоряжений Чэня сегодня отправили с голубиной почтой во все отделения Архива? Сколько времени понадобится, чтобы выяснить, узнал что-нибудь Цзинъянь или нет? Вдруг он уже отправил в Архив своих людей? Но уж это Чэнь точно проверил бы в первую очередь.
— Поедешь проверять сам? — спросил Чансу и ошарашенно моргнул, когда Чэнь вдруг сильнее притиснул его к себе.
— Не хотелось бы выяснять, выдержишь ли ты две недели моего отсутствия, — ответил он, и Чансу окатило новой волной холода.
Действительно. Отъезд Чэня означал бы смерть Чансу.
— Ли Ван служил тебе много лет, ты увидел бы в нем червоточину, если бы она была, — напомнил он.
— Бревно в глазу, Чансу, — сказал ему Чэнь, разом отвечая на этот и еще десяток вытекающих вопросов. — Это — бревно в глазу.
— Молодой хозяин, — из-за двери вдруг позвал тихо подошедший слуга. — Доставлен доклад смотрителя голубятен.
Чэнь немедленно вскочил на ноги. Сюаньши, недовольный этими прыжками, все-таки вылез из-под рукава Чансу и, смешно переваливаясь, доковылял до другого края кровати, где и устроился, положив голову на лапы.
— Неси сюда! — Чэнь даже сделал навстречу слуге пару шагов, подхватывая с подноса свернутый письмом лист доклада. Вчитался, и Чансу воочию увидел, как напряжение в линии плеч друга начало уходить. — Хорошо. Ищите дальше.
Чэнь бросил развернутый лист на поднос обратно и снова развернулся к кровати.
— Все голуби на месте, — сказал он, явно испытывая потребность поделиться размышлениями. — На голубятне его не было, ответов не отправлял. Всех имеющих доступ к голубям уже опросили.
Чансу отодвинул свое одеяло с края, и Чэнь тут же сел на предложенное место. Внешне он был совершенно спокоен, и любой бы другой, даже Чансу пару месяцев назад, не заметил его напряжения. Но после разделенной постели все изменилось, словно глаза открылись, и становилось ясно, как день — Линь Чэнь нервничал.
— А все остальное?
Чэнь повернулся к нему, вопросительно изгибая брови, но взгляд его сделался еще внимательней.
— Думаешь, я что-то упустил? — Кражу, несчастный случай? Наверняка Чэнь проверял и эти варианты, но последнее требовало больше времени. Да и катастрофичных последствий не вызывало.
— Романтическое увлечение? — спросил Чансу и улыбнулся, намереваясь отвлечь друга от мрачных мыслей. — Ли Ван, конечно, уже дожил до седин, но вдруг искать его нужно не по обрывам и под мостами, а в постели молоденькой вдовушки?
Чэнь нахмурился.
— Возможно, — и Чансу будто услышал ту лавину мыслей, что вызвало в голове друга новое предположение. — Но, надеюсь, это все не то...
Чансу дотянулся до его колена и успокаивающе сжал, а потом поймал за запястье. Провел пальцами по ладони, и Чэнь вздохнул, молча признаваясь в сводящем с ума беспокойстве.
— Главное ты выяснил, — теплая кожа ладони была чрезвычайно привлекательной, ее хотелось гладить и гладить. — Голуби все на месте, остальное устроится.
— Да, — ответил Чэнь, а потом замер, глядя на Чансу так, словно видел его впервые. И следующая фраза вышла задумчиво-растянутой, произнесенной низким, хрипловатым голосом, отчего по спине Чансу вдруг побежали мурашки. — Нужно просто подождать.
Повалить его на постель, накрыть губами этот рот, поцеловать так, чтобы Чэнь застонал, а потом сунуть руку под все эти платья, развести ему бедра... Чансу вздрогнул от желания, столь сильного, что даже зашумело в голове. Вот только пока он не мог даже встать с постели!
Но зато имел возможность касаться Чэня так, как хотелось. С остальным нужно было просто подождать.
— У тебя же много терпения? — он посмотрел другу прямо в глаза и принялся гладить, скользить своей ладонью вдоль пальцев Чэня, словно между делом, не замечая того, что делает. И едва сдержался, чтобы не облизнуть губы, когда увидел, как расширяются зрачки Чэня, выдавая его с головой. — Или хочешь сам?
— Пойти и возглавить поиски? — но тот не отводил взгляда и не шевелился, будто боялся, что неосторожное движение испугает Чансу. Тот чуть не засмеялся подобной глупости, ощущая себя скорее удавом, осторожно подбирающимся к добыче, чем жалким кроликом. — Мы же о Ли Ване говорим?
— Скорее всего, — внутренне замирая от удовольствия, Чансу опустил взгляд на губы Чэня и снова провел пальцами по ложбинке ладони, узнавая на ней мозоли от меча. И даже хорошо, что слабость тела не давала проявиться возбуждению, Чэня хотелось узнавать постепенно, наслаждаясь каждым новым дарованным мигом. — Но если ты хочешь поговорить о другом...
И в намеренно сделанной паузе Чансу все-таки облизнулся, скорее неосознанно, чем следуя выбранной стратегии.
— Хочешь пить? — немедленно отреагировал Чэнь, чуть сильнее сжимая пальцы Чансу в ладони. — Воды? Чая?
— Да, чая, того, апельсинового, — улыбнулся Чансу, еще не до конца понимая, что заставляет Чэня скрывать собственное желание. Да и чувства тоже. Только если... Неужели он не сомневался, что лишь немного отсрочил смерть Чансу?
Но даже пусть так. Чансу радовался каждому лишнему дню — и продолжал строить планы на будущее.
— Ты держишь меня за руку, — вдруг напомнил Чэнь, и в памяти всплыло их утреннее соитие. Слишком короткое, почти неощутимое, потому что Чэнь, даже выполняя просьбу Чансу, не позволял себе проявить страсть.
Вот только Чансу все равно возьмет эту крепость. При одном лишь представлении об этом он испытывал азарт, которого был лишен долгие годы.
— Мне тебя отпустить? — поэтому усмехнулся он, снова проводя по центру ладони большим пальцем.
У Чэня потемнел взгляд, и Чансу замер, глядя на то, как медленно друг наклоняется ниже. Теплые чуткие пальцы друга скользнули по запястью, поднялись нежной лаской выше, задирая рукав к самому локтю, и Чансу невольно сглотнул, чувствуя, как под кожей рождается слабое тепло.
Невероятное ощущение, которое вдруг заставило поверить, что болезнь однажды действительно останется позади.
— Неужели хочешь?.. — шепнул Чэнь ему прямо в губы, смешивая дыхание.
— Я, так уж вышло, очень много чего хочу, Линь Чэнь, — не стал скрывать Чансу.
— Проиграть в нашем споре, например? — так же искушающе продолжил Чэнь.
Чансу шумно выдохнул, прекрасно понимая, что его дыхание ложится на губы Чэня.
— Если ты как следует постараешься, чтобы я проиграл... — усмехнулся он в ответ. — Но кто бы ни выиграл, побежденных не будет. Ты ведь приложишь все силы и внимание, Линь Чэнь?
Чансу снова облизнул губы, с радостью замечая, как задержался на них взгляд Чэня.
— Или ты втайне желаешь показаться мне в женском платье и с цинем?
Мгновение, когда Чэнь дрогнул, Чансу, казалось, ощутил кожей — воздух между ними словно воспламенился.
— А ты так уверен, что сможешь устоять перед моим искусством? — Чэнь коснулся двумя пальцами виска Чансу и повел вниз, обрисовывая одному ему известную линию. По скуле, по подбородку, ниже, ниже, к шее и по ней, легко прижимая — наверняка один из потоков ци. А может… может, и нет.
Он запрокинул голову, подставляясь под первую настоящую ласку, пусть и скрытую.
— Я же говорил, Чэнь... — пальцы гладили шею, и Чансу даже прикрыл глаза на миг. — Я буду рад потерпеть поражение… — но теперь Чэнь сидел очень близко. Он почти нависал сверху, явно не думая, что и противник может ответить, двинув свои камни вперед. Так что Чансу, не глядя, положил руку ему на колено, нашарил края платьев и скользнул ладонью под одежды Чэня, чтобы немедленно поймать пальцами дрожь этого сильного, горячего и желанного тела.
— Тебе... я смотрю, лучше? — а вот вторая рука тут же попала в захват и оказалась прижатой к подушке.
Чэнь наклонился еще ниже, и Чансу сглотнул, оглушенный чувствами, что раскрылись внутри, подобно цветку, в последнее мгновение перед поцелуем. И вздрогнул от неожиданности, когда в галерее раздался топот и двери с шумом раздвинулись.
— Стой там! — выкрикнул Чэнь прежде, чем Чансу сообразил, что слуга, не увидев хозяина за ширмой, влетит в комнату.
— Нашли, молодой хозяин! Нашли! — подмастерье задыхался, явно испуганный, а Чэнь вдруг прижался к губам Чансу отчаянным поцелуем и отстранился, так же резко и неожиданно, чтобы тут же подняться на ноги.
— Где нашли? — выходя навстречу слуге, он уже выглядел совершенно спокойным.
В отличие от Чансу.
Но ему-то с восстановлением душевного равновесия можно было не спешить, и губы сами собой сложились в довольную улыбку. Чансу даже провел по ним языком, желая запомнить каждую мелочь. Пожалуй, сейчас он выиграл, и первый камень в стене самообладания Чэня определенно удалось расшатать.
Только, насколько он знал друга, во второй раз тот будет настороже.

читать дальше— … тело в восемнадцатой секции северного крыла. — Чансу услышал только окончание фразы и тотчас же собрался с мыслями.
— Что он там делал?! — явственно удивился Чэнь. — Там же... — и оборвал себя на полуслове, словно дальнейшее не предназначалось для ушей слуг. — Иди за мной! — Что-то взволновало его настолько, что он даже не заглянул к Чансу перед уходом. Или не хотел признаваться в своей слабости?
Чансу снова усмехнулся.
— Он ушел? — вдруг услышал он голос Фэй Лю. — Братец Су?
— Ушел-ушел, — Чансу вспомнил, как Фэй Лю мгновенно исчез, едва Линь Сюань поставил рядом слова "мальчик" и “иглоукалывание”, и опять заулыбался. — Заходи, только двери закрой.
Он попытался сесть и снова потерпел неудачу, но сейчас это почти не раздражало. Створки дверей закрылись с тихим стуком, а потом Фэй Лю осторожно выглянул из-за ширмы, так напряженно всматриваясь в Чансу, будто выискивал признаки скорой смерти.
— Иди сюда, Лю-эр, — мягко повторил Чансу и похлопал по постели рядом с собой. — Я тоже хочу обнять тебя, но пока не могу встать.
— Сильно болен? — тот нахмурился, явно готовый пожертвовать все, что имел, но тут проснулся Сюаньши. Щенок поднялся, бодро вернулся к Чансу и тявкнул.
Глаза Фэй Лю восторженно округлились. Чансу кивнул на щенка и улыбнулся еще раз:
— Посмотри, Сюаньши хочет с тобой познакомиться.
Фэй Лю сорвался с места, в мгновение ока оказываясь около постели, а потом прижался головой к груди Чансу, обхватил его руками и замер, вздрагивая. Чансу обнял его, не обращая внимания на то, что юноша придавил ему оба рукава своим телом, и погладил по спине.
— Ну что ты, Фэй Лю, — шепнул он. — Все хорошо, честное слово. Ну, не сжимай меня так сильно.
Хватка сделалась мягче, почти нежной — но Фэй Лю глухо, отчаянно всхлипнул в плечо. У Чансу сжалось сердце: это были не детские слезы, а короткое, горькое рыдание юноши, почти мужчины, полное отчаяния от осознания своего бессилия.
— Брат Чэнь снова сотворил чудо, как он умеет, — продолжил убеждать Чансу, неспешно гладя напряженную спину Фэй Лю. — И дядюшка Линь тоже не остался в стороне. Ну же, Фэй Лю, чего ты испугался? Неужели иголок дядюшки Линя?
— Ты, — пробормотал Фэй Лю. — Не умрешь.
Сказать ему правду, что это еще неизвестно, Чансу не решился.
— Он обещал. Не умрешь! — с нажимом повторил юноша, и Чансу ласково взъерошил ему волосы. Сколько же он носил в себе этот страх, что теперь он прорывался наружу слезами?
— Ну, если так, то конечно. Или ты ему не веришь? — потихоньку стал подначивать Чансу, прекрасно зная, что Фэй Лю немедленно начнет возмущаться.
Но тот его удивил.
— Буду слушаться, — сказал Фэй Лю, вытер глаза и подтянул к себе заскулившего щенка, чтобы потом торжественно вручить его Чансу. — Вот, твой. Я — буду считать!
Он устроил локти на краю постели и начал как-то хитро загибать пальцы.
— Один, два...
Когда, после долгих выяснений, Чансу понял, что именно Фэй Лю делает — и считает, и отслеживает пульс, его захлестнуло эмоциями такой силы, каких он не испытывал уже очень много лет. Радость, изумление... А Фэй Лю все размахивал руками в попытке изложить то, что он теперь умел. Он никак не мог успокоиться, обрадованный реакцией Чансу, громко смеялся, снова и снова пересчитывая свои пальцы. А перед глазами Чансу всё стоял дикий, ни слова не говорящий мальчишка с безумными глазами, и Чэнь, возникший словно ниоткуда и поймавший окровавленный меч своими ладонями.
— Молодец? Фэй Лю молодец? — повторил юноша, и Чансу кивнул, по-прежнему не в силах проронить ни звука.
Ему требовалось время, чтобы прийти в себя и не напугать воспитанника нечаянным обмороком.
К счастью, Фэй Лю скоро нашел себе новое занятие. Сюаньши уже устроился у него на руках и с сосредоточенным видом обнюхивал его нос и рот, а юноша смешно хмурил брови, пытаясь состроить такое же выражение лица.
Дыхание постепенно восстанавливалось после удара эмоций. Чансу осторожно повернулся, чувствуя себя так, словно отлежал все тело и теперь мышцы отходили от онемения — руки и ноги покалывали тысячи тонких иголочек, все сильнее и сильнее. От дезориентации кружилась голова. Он опустил веки, пережидая неприятное ощущение, но тут Фэй Лю все-таки заметил его состояние. Обиженно заскулил упавший в корзину щенок, а в следующий миг запястье Чансу стиснула худая юношеская ладонь, и твердые пальцы промяли вену — почти с лекарской уверенностью.
— Не плохо. Что? — требовательно спросил Фэй Лю, и Чансу вдруг смутился, почувствовав, как с уходом онемения оглушительно заворчало в животе и, в довершение, потянуло отлить. — Надо поесть?
Верно.
— Подожди, — Чансу приоткрыл глаза и удержал воспитанника, явно собравшегося броситься за едой. — Помоги мне встать, Фэй Лю.
Конечно, с Чэнем подниматься с постели было куда удобнее, а Фэй Лю, хоть и старался, все равно двигался чересчур порывисто и один раз едва не уронил Чансу — примерно на половине дороги до лежащего тигра. Зато испуганного возгласа, который Чансу издал уже в падении, оказалось достаточно, чтобы обратную дорогу они преодолели куда медленнее и осторожнее.
— Крови нет, — гордо сообщил ему Фэй Лю, когда Чансу почти мешком свалился обратно на постель. Теперь мышцы словно закаменели, а поднять руку или ногу казалось немыслимо сложным делом.
— Какой еще крови? — пробормотал себе под нос Чансу, искренне желая больше сегодня не шевелиться. С Чэнем почему-то выходило не настолько тяжело, что опять же подводило к пониманию, какое количество усилий тот втихую перекладывал на свои плечи.
— Везде! — ответственно заявил Фэй Лю и подпихнул ему под спину подушку. А потом схватил уже засыпавшего Сюаньши на руки и принялся носить его по комнате.
Отвлекать воспитанника своим бедственным положением Чансу не стал. Все равно вот-вот должен был вернуться Чэнь. И к тому же… Чансу порой чувствовал себя куда хуже.
Немного подтянувшись повыше и с трудом набросив на себя одеяло, он проводил взглядом выкрикнувшего "Еда! Пельмени!" Фэй Лю и принялся растирать руки.
Давно заученное, не требующее размышлений действие: разогреть ладони хотя бы трением, размять запястья, а потом аккуратно, палец за пальцем, восстановить кровообращение до самых подушечек. Вот так. Просто не следовало подниматься с постели без Чэня. Он поторопился с самостоятельностью, и все.
Проклятая дрожь проходила, и Чансу усилием воли заставил себя думать о чем-нибудь другом. Например, о бедном Ли Ване, которого Чэнь едва ли не в предатели записал.
Правда, почему Линь Чэня так встревожило упоминание восемнадцатой секции, Чансу не знал. В само хранилище он спускался несколько раз и примерно представлял его устройство. Закрытые секции были когда-то тупиковыми галереями, прорубленными вглубь скалы. Потом в каменных нишах разместились редчайшие свитки и книги, а входы закрылись железными дверями, каждая на своем собственном хитроумном замке. Ли Ван относился к тем немногим людям, что имел право свободного доступа к знаниям, хранящимся в закрытых секциях, и даже логично, что слуги сначала обыскали весь Архив, не имея возможности осмотреть тайные кладовые.
А теперь, так или иначе, Чэню придется искать себе нового помощника.
— Какие еще пельмени?! — послышался в галерее голос Чэня, и Чансу даже сжал в кулаке покрывало, чтобы не допустить нового витка эмоций. Но знакомые ироничные интонации что-то делали с сердцем, и то заколотилось быстрее.
Он усмехнулся, но теперь уже собственным воспоминаниям. Когда-то он думал, что любит Нихуан, но, встретив ее, прекрасную и сильную женщину, испытал лишь тень былой нежности. В то время как с Цзинъянем...

читать дальше— Никаких пельменей, — меж тем подошедший Чэнь был напоказ весел и одновременно сердит, но в уголках его глаз Чансу немедленно заметил тревогу.
— Ни одного? — но все же улыбнулся, когда уже знакомый слуга поставил на стол рядом с кроватью полный поднос еды.
— Рано, — Чэнь наклонился, помогая Чансу сесть. Чуткие пальцы пробежались по влажной от пота спине, проверяя что-то неведомое, и Чэнь нахмурился сильнее. — Только бульон, немного хлеба и отварная репа. Так, а это надо сменить, не хватало еще в мокром лежать! И если ты еще раз встанешь без меня…
Договаривал он на ухо, и это должно было быть угрозой, но... Не получилось.
По спине побежали мурашки, словно шепот Чэня ласкал саму кожу, и Чансу закрыл глаза, вбирая это удовольствие в себя, до последней капли.
— Разденешь меня? — так же тихо ответил он, и Чэнь словно поперхнулся воздухом.
— Тебя надо обтереть насухо, — продолжил тот своим особым лекарским тоном. — Эй, Фэй Лю, скажи тому толстому, который боится пауков, что мне нужна горячая вода и полотенца. Пять, слышишь? Пять штук.
— Тоже уже знаешь про его успехи, да? — шепнул Чансу, доверяясь заботливым рукам, которые сейчас нажимали на какие-то точки у основания черепа, и по спине снова и снова сбегали приятные мурашки. Даже в голове стало проясняться, а уж неприятный привкус с языка пропал и вовсе.
— Ты у меня не единственный пациент, — так же тихо ответил ему Чэнь и на мгновение закатил глаза, когда услышал, как Фэй Лю в галерее громко требует от кого-то "пять". — Он забыл слово "полотенце".
Чансу невольно засмеялся и моментально осекся, когда в груди неожиданно вспыхнула знакомая опоясывающая боль.
— Шшш, — погладил его по плечу Чэнь и потянул на себя, приподнимая. Наверняка чтобы получить доступ к спине для дальнейшего массажа — Чансу не стал разбираться, пользуясь возможностью обнять друга. — Я, помнится, уже говорил тебе, чтобы ты не переутомлялся? Зачем вставал, а?
Знакомый запах свежего ветра и чистого тела кружил голову, и Чансу прикрыл глаза, уткнувшись носом в шею Чэня. Мелькнула мысль прижаться к ней губами, а то и тронуть языком, но Чансу не хотел насторожить друга раньше времени.
— Лежащего тигра проведать.
Чэнь фыркнул, сильно нажал под лопатками, и там, внутри, даже что-то хрустнуло. Зато немедленно прошла боль в груди.
— Неужели сам захотел? — вдруг серьезным тоном спросил он, но пальцы ни на миг не остановили своего движения по спине Чансу. — Что-нибудь перед этим ощущал необычного?
Скрывать от лекарей правду Чансу перестал давным-давно, а уж утаивать что-то от Чэня и вовсе не имело смысла.
— Сначала онемение, по всему телу, — пробормотал он, гадая, что значат эти слова для опытного лекаря. — Потом оно сошло, меня затрясло, всего начало покалывать... Ну и пришлось немедленно вставать, чтобы не испортить постель.
Чэнь выдохнул с каким-то непонятным облегчением, и в следующий миг его ладонь так нежно прошлась по пояснице Чансу, что стала сразу заметна разница между лечением и лаской. Интересно, знал ли об этом сам Чэнь?
— Прачки бы постирали, — тем временем негромко сказал тот, — зря мы, что ли, их держим? Но это хорошо, очень хорошо, Чансу. Твое тело начинает восстанавливаться, и поэтому я опять повторю, что не нужно геройствовать сейчас, слышишь? Я уже видел, как наплевательски ты можешь относиться к своему здоровью. Теперь удиви меня обратным.
— Чуда не обещаю, — не скрывая иронии, сказал Чансу и вздохнул, до того нелепо это прозвучало.
Здесь, в Ланъя, прошлое словно отступило, оставив его в безвременье, и подаренная жизнь ощущалась чем-то нереальным, то и дело толкающим на несвойственные поступки. Да и признания тоже. Еще полгода назад он думал, что Мэй Чансу — это лишь покрытая черным лаком табличка, поминальный знак тем невинным душам, что погибли на Мэйлин, нужный лишь до поры, пока у них не появится собственных табличек. Но справедливость свершилась — и оказалось, что под мертвой древесиной с вырезанным на ней именем "армия Чиянь" еще оставался живой человек. Ощущалось это точно опьянение, но трезветь не хотелось. Чансу усмехнулся и продолжил, подчиняясь той же влекущей волне:
— Но, если ты будешь продолжать меня гладить... — и неожиданный зевок смазал весь эффект от последней фразы.
Линь Чэнь тихо хмыкнул наверху, но гладить не перестал.
— Так что там с Ли Ваном? — в животе снова забурчало, и Чэнь отстранился, устраивая Чансу на подушках. — Он все-таки навернулся с одной из ваших жутких лестниц?
— Да, выглядит все именно так, — не поддержав шутки, пробормотал Чэнь, вдруг сгорбившись. — Вот только...
Чансу поймал себя на нехорошем предчувствии.
— Что? Полагаешь, он все-таки успел отправить сообщение?
— У Ли Вана в молодости было выбито колено, — проговорил Чэнь и поднялся на ноги. — Он по каменным-то лестницам взбирался с опаской, а приставными деревянными за последние пятнадцать лет так ни разу не воспользовался. С чего он вдруг решил залезть на одну из них…
Вот значит, как. Чэнь считал, что в Архиве произошло убийство.

tbc

Спасибо за продолжение))))

Аааааа! Имя розы на китайский лад!
Романс очень захватывающе описан. И юст, и не юст - вот прямо чудо-трава для читательского сердца.

Ух ты ж... детектив!

Желание вести армии в бой оказалось призраком прошлого, и на поле боя он остался с правдой наедине, окончательно принимая тот факт, что давно стал Мэй Чансу, а Линь Шу растворился в туманах горных перевалов и равнин цзянху.
Наконец-то. Начинает ценить Мэй Чансу.
О, и детектив! Здорово.

Мэй Чансу наконец отпустил армию Чиянь, и осознал себя как именно Мэй Чансу. Хорошо!
И да, нежиться в безделии ему бы быстро надоело, а тут расследование)

Китти-Кетка, взаимно!

Ардорская Ласточка, черрртовски приятно, что тебе нравится!

Ellothsaer Taenen, вообще, он был даже в жанре заявлен Даже забавно, что об этом страданиями Чэня подзабылось


momond, да, голова у МЧС включилась, наконец
О, и детектив! Здорово.
Ну-у-у... Совы не то, чем кажутся, и я бы не советовал доверять этим авторам Да

Эпифита, именно Потому что можно держаться за что-то очень крепко, когда идешь к цели, а когда дошел, и, мало того, постоял на пороге смерти, а потом остался жить, некоторые вещи вдруг понимаются предельно ясно. На одном сравнении
Насчет расследования Ммм... Поглядим